Сергей Шнуров: «Мне нравится изучать Волочкову и Бузову»

Его имя всегда на слуху – газеты и журналы охотно публикуют новости об эпатажной персоне. Его армия фанатов и почитателей всех возрастов и социальных статусов – крикни «WWW Ленинград» и толпа от школьника до директора банка всегда ответит на позывные: «СПб точка ру». Его любят и ненавидят – более четырех миллионов подписчиков в Инстаграме – лучшее тому доказательство. И пить в Питере он начал задолго до того, как это стало мейнстримом.

Пока музыкальные критики пытаются объяснить, в чем же секрет такого феномена нашего времени, как бессменный лидер группировки «Ленинград» Сергей Шнуров, сам бунтарь и романтик наслаждается жизнью. Пишет проникновенные стихи и колкие эпиграммы, разводится и женится, постит в соцсети уличных котов и неизменно излучает ту энергетику, на которую, будто мотыльки на свет, слетаются целые стадионы любителей модных «Лабутенов» и поколение, выросшее на старых добрых «Дачниках».

26 мая группа устроит настоящий праздник непослушания и ска-панка на open-air площадке Brita Arena в Висбадене, а пока Сергей делится с читателями MyCity своими мыслями о творчестве, свободе, деньгах и медиаперсонах.

Сергей, в 2017 году группа «Ленинград» отметила 20–летний юбилей. Изменилась ли за это время Ваша картина мира?

Картина мира по любому должна меняться у каждого человека с течением времени. Не знаю, от чего это зависит. Но точно не от прочитанных книг. Те книги, которые способны перевернуть ваше мировоззрение, говорят только о том, что вы мало читали. Если человек прочел одну книгу, его мировоззрение не выйдет за рамки концепции, изложенной в тексте. Если человек прочитал сто книг, то у него уже меньше шансов, что какая-то книжка его перевернет. Это как с женщинами — ну, вы меня понимаете.

Чем сегодняшний «Ленинград» отличается от того, который появился на сцене в девяностых?

Если говорить непосредственно о группе и творческих инструментах, то метод ничем не изменился. Как мы были оголтелыми бытовыми постмодернистами, так ими и остались. Поменялась фактура, то, что мы делаем, обросло новыми смыслами. Прежде всего, изменилась страна, и нельзя было не обратить на это внимание. Изменился социальный ландшафт. В Питере у магазина на углу Фонтанки и Апраксина переулка уже не собираются стаи алкоголиков, обсуждающих геополитику. Этот вид вымер, так что мы переключили свое внимание на другие более крупные социальные конгломерации.

Одно время про Вашу группу говорили, что она занял нишу «Сектора газа». В этом есть доля правды?

Я никогда не слушал «Сектор газа». Мне кажется, эту нишу занять уже невозможно — опять-таки время слишком сильно изменилось. Колхозного панка больше нет. Где эти колхозы? Где панки?

Вы уже не раз рассказывали, почему в свое время разгоняли группу. А вот зачем Вы снова ее собирали?

Всегда по разным причинам. Но я не стесняюсь говорить и буквально писать на плакатах: «Снова живы для наживы». Группу я реинкарнировал по коммерческим соображениям. И вряд ли кто-то смог бы честнее ответить на этот вопрос.

Понимаете, искусство всегда коммерческое. Короткий всплеск так называемого некоммерческого искусства произошел только во времена жизни писателя Эмиля Золя, благодаря которому возник образ художника, как человека в вязаном шарфе, страдающего от голода, холода и окруженного падшими женщинами.

Когда Вы пишете очередную песню, тоже всегда думаете о наживе?

Точно так же, как генеральный директор крупного автомобильного завода, который выпускает очередную модель машины. Если что-то не продается, значит это просто никому не нужно. Так со всем. И с музыкой в том числе.

Есть ли люди, с которыми Вы можете посоветоваться по поводу возможного успеха новой композиции?

Это может быть только тот человек, чьи песни по популярности, успеху и степени воздействия, будут не хуже, чем у «Ленинграда». А это кто? К кому мне подходить? Раймонд Паулс староват. Кроме того, живет он в Риге. А у Игоря Николаева свои музыкальные представления — думаю, вряд ли мы с ним пересечемся.

Как вариант, с друзьями?

Я не понимаю, зачем мне вообще с кем-то советоваться. Мой друг-сантехник ведь ко мне не приходит и не спрашивает: «Серега, какую прокладку мне здесь лучше поставить?». Что я могу ему на это сказать? Я не знаю.

И все-таки, помимо мысли о том, клюнет ли на Ваши песни народ, Вы же вкладываете в них какие-то идеи?

- Клюнет или не клюнет народ — это тоже идея, не нужно ее преумалять. Если у художника есть всего одна цель, у меня возникает вопрос: а художник ли он вообще? Я всегда ставлю перед собой несколько целей, и они всегда разные. С помощью создаваемых мною объектов — будь то песни, видеоклипы, художественные работы — стараюсь решить какие-то сложные и неоднозначные задачи. И на те вопросы, которые я себе задаю, нет однозначных ответов. Если я начинаю детально объяснять, что и для чего я создаю, то сужаю поле интерпретации самого слушателя и зрителя. А я никогда не буду этого делать.

 Появившийся в 2016 году в Сети клип на песню «В Питере пить» только за полгода собрал более 27 миллионов просмотров на Youtube. Есть ли реальные прототипы у героев этой полюбившейся многим жизненной истории?

— Это собирательные образы, никакие конкретные личности не имелись в виду. Плюс клипом, конечно же, занимаются режиссеры. Есть исполнительный директор, который отбирает актеров. А если говорить о самих персонажах… Вот экскурсовод, к примеру, очень яркий персонаж! Таких много. То понимание петербургской бабушки в вуальке, оно поверхностное. Эти бабушки в вуальках, на минуточку, пережили блокаду! И они видели то, что вы и в кино не видели!

А Вы часто лично участвуете в создании клипов?

— Я даю первый толчок, синопсис, и говорю, чему я хотел бы посвятить данную песню, что хотел бы раскрыть, а что припрятать. То есть даю общую канву. А за все мизансцены, диалоги отвечает сценарист, режиссер. То есть, профессионалы. В конце я уже смотрю клип и даю добро. Либо не даю. Есть очень много клипов, которые сняты, но не выпущены.

Как-то Вы говорили в интервью, что попсовое искусство делать сложнее, чем элитарное. Почему?

- Точнее будет сказать андеграундное, а не элитарное. Найти взаимодействие и вызвать резонанс у широкой аудитории довольно сложно. Понятно, как работать с так называемой богемой. Эти приемы довольно просты, не хитры, и многие годами продолжают существовать в этой небольшой социальной сфере, боясь выйти за ее пределы. Большой внешний мир ведь, как правило, не понимает и не принимает того, что делается для богемы. Гораздо сложнее попытаться найти связи между ней и этим миром, между матерной Россией и Россией, которая мнит себя элитой, разорвать шаблон и нивелировать их противостояние.

Сегодня, чтобы завоевать внимание публики, не обязательно быть талантливым артистом. Например, популярная теперь телеведущая  Ольга Бузова может взять микрофон, начать петь или даже просто говорить абсурдные вещи, но ее будут слушать, и рейтинги персоны резко вырастут. Как Вы относитесь к подобным тенденциям?

- Я прекрасно отношусь к ним. Если бы не было, например, такой исторической фигуры, как Герострат, можно было бы говорить о том, что подобные тенденции, когда человек привлекает к себе внимание и запоминается людям за счет каких-то эксцентричных действий, не обладая талантами, – это что-то новенькое. Нет, это обычный случай, уже стандартный прием, использовавшийся еще много веков назад.

Методология попадания в историю может быть совершенно разной. Процесс демократизации, которую многие путают со вседозволенностью, идет повсеместно. В том, что та же самая Бузова берет микрофон, начинает петь и вещать, я вижу какую-то правду и «настоящесть». Происходит десакрализация культурного пространства. Я только обеими руками «за». Не надо относиться к сценическому действию как к ритуалу. И артисты  это не святые, это обычные люди, такие как Ольга Бузова.

Понимаете, со времен перестройки стало принято воспринимать образ человека на сцене, особенно человека с гитарой, как гуру. Сильнее всего это всегда культивировал Борис Борисович Гребенщиков. Когда люди так относятся к артисту, да еще и приходят к нему, например, за советом, – все это глупости. Он знает не больше, чем вы.

Почему, на Ваш взгляд, сегодня женщины захватили сцену? И почему на создании именно их образов в выступлениях и клипах концентрируетесь Вы?

- Наверное, я наблюдательный и много размышляю сейчас на эту тему. Как я вижу, образ женщины за последнее время очень изменился. Ее сила, ее вклад в создание того мира, в котором мы существуем, сегодня огромны. Женщина — двигатель экономики, двигатель дискуссии. Да, по сути, всегда так и было. Если бы я не хотел понравиться одноклассницам, я бы в жизни не взял в руки гитару.

Вы нередко говорите, что наблюдательны – что же находится в центре Вашего внимания?

- Я слежу за всем. Я подписан на страницы многих людей в Инстаграме — даже той же Бузовой и Волочковой. Я наблюдаю за их языком, за метущейся мыслью, за этой вот нелогичностью. И мне все это нравится. Мне кажется, это феноменально, любопытно. Это как элементарные частицы, которые интересно изучать.

Можете ли Вы сказать о себе: «Я свободный человек»?

— Я свободно зависимый. То есть я свободно выбираю, от чего мне зависеть, а от чего нет.

И хорошо быть свободным? Что, если бы все люди в мире были такими и делали все, что захотят?

— Вы знаете, «все люди в мире» меня абсолютно не интересуют. А если бы все в мире были одноглазыми? Или одноногими? Или все в мире были футболистами?..

Интервью подготовили Наталья Малахова, Марина Хоружая

Fotos: © MK